Глава 3 Назойливое приглашение

I

…Тучи появились над горизонтом. От края до края раскинулась безжизненная пустошь. Оранжево-красная, словно там смешались оттенки янтаря и сердолика, с кипящими реками, над которыми клубились испарения, как если бы в них текла серная кислота.

Солнце превратилось в графитовый диск, окаймленный золотистой короной. Темно-синее небо разверзлось бездонной пропастью, и звезды, будто разлетевшиеся осколки льда, равнодушно взирали на землю сквозь разрывы туч.

Вся поверхность была испещрена разломами. Пронизывающий ветер завывал между скалами. Тучи нависли низко, и между завихрениями облаков  - белых, серых, черных  - сверкали молнии. Одна молния разрезала небо пополам и вонзилась в землю. Столб пламени и дыма вырвался из расколотых недр, и поток лавы взметнулся к небесам раскаленным мечом.

Возвышаясь над этой ужасающей картиной, в небе кружили исполинские создания, испускающие яркий свет. Они были похожи на змей, но это были не змеи. У них были звериные лапы и ветвистые рога.

В более поздних веках ученые мужи назвали бы их драконами.

Если более точно, то это были сгустки невообразимой энергии, принявшей такое обличие. Четыре огромных дракона с переливающейся, как перламутр, чешуей, сверкающей всеми красками в вихре света и тьмы, извивались над землей, испуская рев, от которого дрожали небеса. Они поднимались все дальше и дальше в небесную высь. В какой-то миг в небе разверзлась тьма, и пульсирующий белый свет выжег все вокруг…. И тогда Амару проснулся.

Сны, которые видел Амару, не повторяли друг друга, но мир в них был одним и тем же. Хадзиме рассказал это Цудзуку. А Цудзуку рассказал Овару, поскольку тот очень хотел знать. Они не раз обменивались мнениями по этому поводу.

Впрочем, их разговоры никогда не сводились к серьезным темам, и Овару мог внезапно ляпнуть что-нибудь вроде:

- Кстати, о странных снах. Мне тут тоже кое-что приснилось. Я аж офигел. Никогда такого не видел.

- Как интересно.

- Ты вот как-то не искренне это сказал. А вдруг это был пророческий сон?

- Ну хорошо. Что тебе снилось?

- В-общем, я будто днем лег вздремнуть, а потом проснулся, и было уже темно, хотя вечер еще не наступил. Но в окне уже горели ночные огни Синдзюку. Я потянулся включить свет в комнате, и тут же стало светло, вот только это была не электрическая лампочка.

- И что же это было? – в интонации Цудзуку сквозило 99 процентов чувства долга и 1 процент любопытства.

- Это был бумажный фонарик! К тому же, не обычный круглый, а этот, как его, цилиндрический такой, который складывается, как гармошка…

- Бумажный фонарик Одавара?

- Во-во, этот! Откуда ни возьмись, в комнате появилась бельевая веревка, натянутая в два ряда. И по ней ездили эти фонарики с оранжевым светом! Как по канатной дороге, туда-сюда, туда-сюда, ловко так.

- Хм…

- А еще все время играла песня. Ни за что не угадаешь, какая!

- Что за песня? – в этот раз в голосе Цудзуку не было никакого интереса, только 100 процентов чувства долга.

- Эта, как ее, щас упадешь… «Тяцуми» - песенка сборщиков чая!

- «И снова лето близко – восемьдесят восемь дней»… Та детская песенка?

- Ага! Вот эти фонарики и ездили туда-сюда под эту песню. Это было так странно, что я, наконец, проснулся.

- Действительно, куда уж более странно, - Цудзуку поднялся, чтобы убрать чайный сервиз, а Овару все никак не мог замолчать. Ему не терпелось проанализировать свое «пророческое видение».

- Слушай, все-таки, что это может значить? Может, это было видение про будущее человечества и планеты, а?

- Я так не думаю, - и дальше Цудзуку заявил со всей серьезностью: - Этот сон, Овару-кун, о том, что, во-первых, следует тщательней готовиться к выпускным экзаменам. А во-вторых, это вам напоминание, что старших братьев следует почитать, о младших – заботиться, и всегда стараться быть лучше, чем сейчас. Ну, и в данный момент сделать задание по английскому.

- Да где же тут логика-то… - пробурчал младший брат.

Хадзиме знал, что в начале учебного года на очередном заседании Ученого совета его неизбежно уволят, и поэтому он отправился в свой кабинет, предоставленный ему как члену совета, и начал наводить порядок в ящиках рабочего стола. Там валялась куча всего. Кроме нескольких нужных документов и материалов, относящихся к деятельности совета, накопилась гора личных вещей, большая часть из которых представляла собой просто хлам. Он предполагал, что вряд ли он когда-нибудь снова сможет работать за этим столом. Он мог только догадываться, какие корыстные планы строил на его счет дядя.

Закончив с уборкой, он заглянул в офис ректора, чтобы выполнить формальность – поблагодарить начальство за все, как того требовал этикет. Впрочем, на последнем этапе этой церемонии он не удержался от колкости – что можно было бы списать на его молодость.

- И все-таки, дядя… простите, господин ректор… Столько мороки и все ради меня. Стоило ли прикладывать столько усилий и вводить меня в Ученый совет, чтобы потом выставить вон?

Сеичиро одарил племянника прохладным взглядом, и пробормотал практически себе под нос:

- …Я обещал твоему деду, что ты получишь место в совете, вот и все. Я не мог нарушить это обещание.

- Вот оно что. А обещания не выгонять меня вы не давали, - сказав это, Хадзиме сам поразился вложенной в слова иронии. Сейчас дядя выглядел жалко. Совсем не как победитель. И Хадзиме почувствовал себя так, будто он издевается над тем, кто не может дать сдачи. У него даже возникло иллюзорное представление, что его надо пожалеть. Сколько еще трудностей предстоит дяде в будущем? Но нелепо было бы поддаться этому, ведь выгоняли-то его. Кто знает, сколько еще он продержится в качестве преподавателя? Объективно говоря, скорее Хадзиме заслуживал сочувствия. Хотя он почему-то чувствовал одно облегчение.

Он поклонился и вышел. Сеичиро проводил его взглядом и тяжко вздохнул. Он, и впрямь, был бы только рад, если бы его пожалели. Сегодня утром он со всей ясностью ощутил, что он остался в полном одиночестве, во время разговора с женой и дочерью.

- Мацури, ты снова идешь в дом Рюдо?

- Именно. Все четверо, конечно, красавцы и молодцы, на кого ни посмотри, но вот с домоводством у них совсем беда. Если бы я не заходила к ним время от времени, то они превратили бы свое жилье в берлогу.

- Да и не надо к ним ходить вообще, - буркнул Сеичиро.

- …Ты что-то сказал, папа?

Под прямым взглядом Мацури у Сеичиро слова застряли в горле. Мало того, что он осознал, насколько мелочным было его предложение, так и еще и взгляд дочери лишил его всякого желания гнуть свою линию. Мацури немного оттаяла и рассмеялась.

- Папа, тебе не идет быть злодеем! Не заставляй себя. Настоящий злодей сказал бы что-то вроде: «иди и подсыпь им яд в тарелку!»

- Типун тебе на язык, Мацури!

- Я считаю, что лучше не юлить. Выгнать Хадзиме из совета, но оставить преподавателем – так ты собираешься постепенно перекрывать ему кислород?

- Да не хотел я выгонять братьев Рюдо из Академии! Если бы Хадзиме занял мою сторону, я бы с удовольствием оставил его в совете! Это во-первых. А во-вторых – у него остается возможность, в любое время, вернуться туда…

Голос Сеичиро угас, потому что язвительный тон Мацури всколыхнул в нем старый страх. Страх перед депутатом Фурута. Этому подлецу ничего бы не стоило подсыпать яд братьям Рюдо. Он бы обставил все так, будто и Сеичиро был к этому причастен. Нет, вероятнее всего, он бы просто свалил на него всю вину!

Несколько секунд Мацури безмолвно ждала, пока отец снова обретет способность говорить, но так и не дождавшись, развернулась и вышла из столовой.

- Ох уж эти дети, им плевать на чувства родителей… - невнятно пробормотал Сеичиро. Это жалоба была вечная как мир.

Его жена все это время будто пребывала в своем собственном мире, не выпуская из руки чашку с кофе. Она слышала перепалку отца с дочерью, но ее взгляд был прикован к странице газеты на английском языке, и она даже не попыталась остановить дочь.

Тоба Саэко была родной тетей братьям Рюдо. Она являлась постоянным членом Ученого совета Академии Кёва и совмещала должности руководителя профессионального колледжа для девочек и директора детского сада. Ей было 48 лет, но она не выглядела на свой возраст. Она была высокой, статной, с гармоничными чертами лица. У нее был острый взгляд и стройная фигура – не то, чтобы худощавая, но создавалось впечатление, будто ей немного не хватает мягкости.

Сеичиро, переведя взгляд с дочери на жену, ворчливо упрекнул ее:

- Ты же мать! Могла бы и образумить свою дочку, чтобы не совершала глупостей!

- Мацури – не из тех, кто будет слушать бесполезные советы. Это во-первых. А во-вторых, ничего такого вопиющего она не делает. Она просто помогает двоюродным братьям с домашними делами, разве не так? Не вижу причин для паники.

Ее ответ был логичен и спокоен, но Сеичиро все равно показалось, что она сказала это в насмешку, и это ничуть его не обрадовало.

- Ну, войди же в мое положение. Мне и так трудно! Я руковожу академией, привожу в порядок состав Ученого совета – одно это неподъемный труд! Если мне еще и семейными вопросами придется заниматься самому, это будет чересчур!

- Дорогой, ты кое-что забываешь. Хоть ты и получил Академию Кёва, это всего лишь значит, что мне вернулось то, что принадлежит мне по праву рождения.

- Что… что это значит, Саэко? – его голос стал тише, и в то же время в тоне проскользнул гнев. Если даже его собственная жена ни во что не ставит его прошлые и будущие достижения – это ни в какие ворота не лезло. Он уставился на жену с недовольным видом, а та, как и прежде, не отрывала глаз от английской газеты. – Послушай-ка, что я скажу. Сколько бы ты ни рассуждала о каких-то твоих потенциальных «правах на что-то», они не более чем сокровище на дне моря – блестит, но достать невозможно. Реальными эти сокровища станут, только если кто-то поднимет их на поверхность. На это способен только профессионал.

Саэко впервые оторвалась от газеты. За серебряной оправой очков мелькнул откровенно насмешливый взгляд в сторону мужа:

- Как вы заговорили, дорогой! Напомните-ка мне: каким таким «профессионализмом» нужно обладать, чтобы с помощью продажного депутата вышвырнуть из Ученого совета своего племянника, который еще вчера был студентом?

Сеичиро потерял дар речи. Неужели каждый, в ком текла кровь Рюдо, рождался острым на язык?

- С какого… С какой стати ты решила, что имеешь право так говорить? Да мне пришлось отбросить все личные чувства ради того, чтобы школа процветала! Думаешь, что мне это далось легко? Что я сделал это все из-за ненависти к Хадзиме? Это не так!

Ее очки снова холодно блеснули:

- Значит, вам все-таки знакомо чувство жалости к близким родственникам?

- Разумеется!

- В таком случае, почему бы вам не защитить право вашей собственной дочери любить того, кого она хочет, и выйти замуж за того, кого она выберет?

- О чем это ты?..

- О том, что у меня нет никакого желания видеть своим зятем такого остолопа, как сын депутата Фуруты!

Правая и левая брови на лице Сеичиро дернулись в разные стороны, выдавая тот раздрай, что он таил в душе. Саэко взглянула на это с прохладцей, перевернула газету и снова обратила все внимание на страницу:

- Если вместе с нажитым состоянием у тебя из-под носа уведут еще и пресловутое «сокровище со дна моря», то останется только лить горькие слезы над своим хваленым «профессионализмом».

- Но у меня не было другого выхода! Что мне оставалось делать? Никаких приличных отговорок не пришло в голову, чтобы ему отказать. Чего теперь вспоминать-то?

- Этот депутат – предводитель шайки разбойников так сильно тебя испугал?

Лицо Сеичиро покраснело, как мак, от комментария жены. Казалось, что из пор сейчас вырвется пар.

- Чтобы я испугался Фуруты! Я боюсь только… - выпалил он, но подавился следующими словами и замолк – будто ножом отрезало. Страх, который был гораздо сильнее гнева и желания поспорить, сковал его язык. Лицо мужа стремительно сменило цвет с багрового на мертвенно-бледный. Саэко бросила на него взгляд с оттенком презрительного сочувствия, и, вернув себе ледяную невозмутимость, вышла из столовой, не выпуская газеты из рук...

Ⅱ

После того, как Хадзиме покинул офис ректора, он сложил в бумажный пакет вперемешку важные документы и всякий хлам и вышел из административного корпуса во двор. Его двоюродная сестра Тоба Мацури замахала ему из-под сакуры, растущей перед входом.

- Хадзиме-сан, а я тебя искала!

- Юная леди, что же могло вам понадобится от без пяти минут безработного профессора?

- А почему я слышу в твоем голосе старческое брюзжание? Ты слишком молод для этого!

- Ничего не поделаешь. В такой момент трудно удержаться, чтобы не поныть.

- Раз ты сейчас не занят в Ученом совете, значит, у тебя появилась куча свободного времени, так? Можешь пригласить одну красивую юную девушку на свидание.

Возможно, Хадзиме не была присуща галантность, но он был не насколько бесчувственным, чтобы ляпнуть: «Какую девушку?» Глядя правде в глаза, он признавал, что Мацури была и юной, и красивой. Бледно-оранжевый костюм-двойка и белая блузка идеально подходили её стройной фигуре. Хотя ещё в марте школьный жакет казался ей великоватым.

Впрочем, если бы его прямо спросили, что он к ней чувствует, Хадзиме затруднился бы ответить. В конце концов, он знал ее с самого рождения. И потом, когда Мацури было 4 года, она заявила: «Братик Хадзиме будет моим слугой!» - и с тех пор ничего не изменилось.

- Ладно, тогда в кино? Овару сказал, что в Синдзюку идет какой-то «Беспредельный ретро-аниме-марафон: 6 часов космического загула».

- Ну-у, я уже выросла из этого. Может, что-то посерьезнее?

- Тогда ужастик про Годзиллу?

- Ты смеешься, да? Почему ты не предложишь хотя бы романтичный триллер в духе Хичкока?

Они посмотрели в рекламном буклете, что идет в кино, но, к сожалению, ничего похожего ни на Годзиллу, ни на Хичкока не было. В итоге, решили пойти на боевик с кунг-фу, снятый в Австралии на деньги китайских иммигрантов, который показывали в Икэбукуро. Это было лучше, чем ничего.

По крайней мере, два часа скучать им не пришлось, а когда кино закончилось, уже наступил вечер. Хадзиме позвонил домой и сообщил, что пойдет ужинать с Мацури. Овару шутливо пожелал им «хорошо провести вечер», но Хадзиме проигнорировал намеки и положил трубку.

Они отправились в сторону небоскреба Саншайн, идя рука об руку. Спустя пару минут Хадзиме заметил нечто странное.

- Мацури-тян, ты, случайно, в последнее время мальчиков не обижала?

- В последнее время – нет, только в детстве, - сказала Мацури снисходительно. – А почему ты спрашиваешь?

- Потому что за нами весьма непрофессионально следит какая-то компания с лицами, не внушающими доверия.

- Ой, неужто полиция?

- Если и так, то они надели школьную форму.

Слежке пришел конец. И наступил черед откровенной агрессии. «Старшеклассники», количеством 10 штук, окружили Хадзиме и Мацури со всех сторон, и, поравнявшись с ними шагом, оттеснили их в закоулок.

Это были какие-то задворки, где среди сваленных в кучу мусорных баков бесчинствовали крысы и тараканы посреди бела дня. Там их поджидали двое студентов в школьной форме.

- Я смею полагать, что человеческую речь вы всё же понимаете, - сказал Хадзиме. – Тогда ответьте: зачем вы преследуете добропорядочных граждан? Ежели вы, пионеры, собираете пожертвования или занимаетесь сбором средств на благотворительность, то обратились не по адресу. Наоборот, могли бы и с нами поделиться.

В семье Рюдо старший брат Хадзиме, как и положено, ничем не уступал младшему Цудзуку. В том числе, в язвительности. Просто в присутствии Цудзуку ему было лень говорить, поэтому все полномочия переходили к младшему. Но когда того рядом не было, Хадзиме вполне мог выступить с речью сам.

- Рот закрой и молчи в тряпочку, покуда босс не появится, - эту скучную фразу выдал таким же скучным тоном один из здоровяков со стрижкой бокс. В будущем он явно метил либо в телохранители для политиков, либо в бандиты.

Мацури вцепилась в руку Хадзиме, но на самом деле она ни капельки не боялась, что ясно читалось по ее взгляду. Уж кто-кто, а она-то прекрасно знала, какой огромной силой обладают все братья Рюдо. Их способности превосходили способности любого мастера боевых искусств, даже если бы он положил всю жизнь на тренировки. Откровенно говоря, если бы здесь собралась целая сотня агрессивно настроенных малолетних бандитов, все равно перевес в силе был бы на стороне братьев. Хотя она не чувствовала себя обязанной кого-то предупреждать. Поэтому просто промолчала.

Толпа расступилась, и появился молодой человек, один вид которого сигнализировал о свирепости и насилии. Это был младший сын депутата Фуруты – Ёшикуни.

Он учился на четвертом курсе в университете Кококу, а также являлся председателем так называемого «Спортивного союза» - объединения спортивных клубов. Его авторитет был намного выше ранга рядовых профессоров. Отчасти это объяснялось тем, что его отец входил в Ученый совет университета. Также, его глубокие связи с ректором, известным своими ультраправыми взглядами, позволяли ему играть роль босса группировки, которую можно было бы уподобить «частной военной компании», и одновременно свободно распоряжаться бюджетами спортивных секций. В здании университета ему, как руководителю «Спортивного союза» выделили кабинет. Ходили слухи, что он таскает туда женщин легкого поведения посреди бела дня и студенток, не ограничивая себя в удовольствиях.

Он не гнушался и мелочью – зарабатывал себе на карманные расходы тем, что вольно распределял студенческие скидки и «крышевал» университетский общепит. Воистину он был копией своего отца, и гордился этим.

- Я – Фурута Ёшикуни, - сказал он. – Наверняка, ты слышала о помолвке. Моя будущая женушка! Хочу вечерком сходить с тобой в один отельчик по этому случаю.

Мацури отрицательно замотала головой, метнув раздраженный взгляд на непрошенного жениха:

- Да уж, наслышана. И приняла это за дурную шутку – хотя сейчас вижу, что реальность еще дурнее, чем я думала, - и она перевела взгляд на двоюродного брата. – Вот только попробуй сказать: «Мои поздравления». Врежу, честно.

- Даже и не собирался, - ответил Хадзиме.

Мацури снова обернулась к Ёшикуни и спросила, не скрывая отвращения:

- Значит, твой невежа-отец приказал, чтобы ты, как настоящий мужик, насильно сделал меня своей?

Ёшикуни в ответ злобно хохотнул. Опоздав на секунду, его прихвостни услужливо подхватили его хохот.

- Если даже восемнадцатилетняя девушка смогла тебя раскусить, то счастье в любви тебе не светит, парень, - сказала Мацури. – Ни сейчас, ни в будущем.

- Прямо сейчас у меня все в ажуре! - и он довольно загоготал, в восторге от своих слов. – В койке без разницы – светит там или не светит.

Хадзиме на это сжал челюсти:

- Дам тебе совет, как мужчина мужчине: эта девушка тебе не по зубам.

- Ты вообще кто такой? Ее хахаль, что ли?

- Нет. Если тебе так хочется знать, то я – ее слуга, - ответил Хадзиме со всей серьезностью.

- О чем ты, Хадзиме-сан? – удивилась Мацури.

Ёшикуни презрительно фыркнул:

- Вот оно чего. Слуга, значит. Ну тогда, придется тебе защищать госпожу ценой собственной жизни!

Ёшикуни был ниже Хадзиме на 5 сантиметров – но только потому, что тот был очень высоким для японца. Телосложением депутатский сынок не уступал рядовому борцу сумо высшего дивизиона. С ростом в 183 сантиметра и весом 105 килограмм он напоминал формой тела башню, к тому же, исполинскую. По сравнению с ним, гармонично сложенный Хадзиме казался тонким, будто сабля.

- Ломать парней не так прикольно, как насиловать баб, но тоже норм!

- К твоему сожалению, в ДНК моей семьи отсутствует ген мазохизма. Я не обрадуюсь, если меня ударят.

- А ты попробуй, вдруг с моей помощью ты откроешь в себе что-то новое! – сам Ёшикуни, несомненно, посчитал это отменной шуткой. Но то, что произошло дальше, было ничуть не смешно. Два студента по обе стороны от Хадзиме внезапно схватили его за руки. Ёшикуни неторопливо сжал кулак.

Он находил наивысшее наслаждение в том, чтобы причинять боль тому, кто не может ответить. Он скалился до ушей, не скрывая своей радости.

Его кулак с хрустом впечатался в скулу Хадзиме слева. Удар был настолько сильным, с полным переносом веса и подкручиванием кисти, что обычный человек потерял бы зубы и сознание. Однако Хадзиме лишь недовольно поморщился.

- В нашем семейном кодексе говорится: «Отплачивай добром на добро в двукратном размере, а злом на зло – в десятикратном», - и, сказав это, он моментально перешел к действию.

Он взмахнул руками, и двое висевших на нем студентов буквально разлетелись в стороны и врезались в стены. По переулку разнесся вопль боли. Пока остальные не успели сообразить, что обстановка резко поменялась, Хадзиме метнулся к Ёшикуни. Нет, скорее стремительно шагнул, вытягивая левую руку. Он схватил его за ворот и приподнял над землей. Открыв рот от удивления, Ёшикуни забарахтался, пинаясь ногами в воздухе. Хадзиме подтащил его к мусорным бакам у стены и пропихнул внутрь головой вперед. Насмотревшись на дергающиеся ноги, торчащие из бака, Хадзиме ударом ноги опрокинул его на землю.

Когда униженный и перепачканный объедками Ёшикуни поднялся, он заметил, что те подчинённые, кто не валялся в отключке, исчезли. Он выплюнул слова в сторону Хадзиме:

- Я этого так не оставлю! Я тебе все припомню! Ты еще пожалеешь!

- Да ради всего святого, придумай что-нибудь пооригинальнее! Иначе мне нет смысла запоминать.

Но его слова лишь эхом отразились от широкой спины в кухонных обрезках. Ёшикуни оглянулся через накачанное плечо и, не спуская глаз с противника, исчез за поворотом. 

- Хадзиме-сан, какой же ты сильный! – сказала Мацури с восхищением, и с оттенком беспокойства осмотрела его лицо. – Больно было? От того удара?

- Пустяк. Однако вот ведь незадача – этим я, возможно, поставил дядю в еще худшее положение по отношению к депутату Фуруте.

- Не «возможно», а точно. Но ничего не поделаешь. Он сам захотел прибрать к рукам академию. Пока его собственная жадность берет верх над ним, у него будет болеть голова по многим причинам. И Фурута – далеко не единственная.

- Иногда то, что кажется простой головной болью, оказывается раковой опухолью.

- Если это так, то значит, что пациент не уделяет достаточного внимания своему здоровью, - и закрыв тему отца, Мацури вдруг вздохнула: - Когда был жив дедушка, папа был рад и месту в Ученом совете. Как говорится в одной китайской пословице: тигр из дома – собаки в пляс. Как-то так.

- Сравнение не в пользу твоего отца, однако.

- Самой плакать хочется. Если бы он действовал по собственной воле, руководствуясь амбициями и соизмеряя свои возможности – это одно. Но он всего лишь марионетка в руках Фуруты.

Они вышли из закоулка и пошли по главной улице.

- Кстати об этом. Я попросил одного знакомого выяснить что-нибудь об этом человеке.

- Того, кто работает в газете?

- Ага. Он был учеником деда. Он сам предложил делиться информацией. У него, похоже, есть горы сведений, которые нельзя публиковать.

Хадзиме про себя отметил, что это звучит очень странно – несмотря на то, что в Японии была провозглашена свобода слова, газеты подвергались цензуре. Недавно он заглянул к знакомому журналисту в гости и между ними состоялся такой разговор:

- Так, тебе нужна информация о депутате по имени Фурута Дзюхей?

- Да, подойдут даже общеизвестные факты, - сказал Хадзиме.

Знакомый на мгновение задумался, а затем, с сожалением притушив недокуренную сигарету в пепельнице, ответил:

- Если в двух словах – он шаблонный.

- Шаблонный?

- Именно. Классический продажный политик. Такого бы в сериалах показывать, в роли депутата, который гонится за наживой, используя все средства, вплоть до насилия. Как отпетый негодяй, чьи действия непредсказуемы и разрушительны, он может внушать страх, но в остальном он пустышка. Не думаю, что он тот, кого тебе, Хадзиме-кун, стоит опасаться…

Сам Хадзиме тоже не считал Фуруту опасным врагом. В настоящий момент главной проблемой являлись отношения, которые связывали его с дядей, отцом Мацури.

- Папа изначально не настолько честолюбив. Он просто хочет таким казаться. Конечно, у него есть амбиции, но по своей натуре он просто надежный и добросовестный работник – каким он был при дедушке. Перенос кампуса, добавление новых факультетов, покрытие всех расходов за счёт продажи земли... Такие безрассудные идеи никогда раньше не приходили ему в голову. А сейчас он словно другой человек. Это все из-за этого Фуруты.

Возможно, Мацури только хотелось так думать, а в реальности все было с точности до наоборот. Пока был жив дед, то есть тесть, Сеичиро приходилось скрывать свою истинную натуру. Или же, он и сам мог не подозревать, на что он способен – прямо как самый младший из братьев Рюдо, Амару.

- За дядей стоит кто-то еще. Сначала я думал, что это пресловутый депутат Фурута, но…

- Думаешь, это не он?

- Нет, Фурута – тоже, но за ним, похоже, есть кто-то еще.

- А! Ты хочешь сказать, что депутат тоже чья-то марионетка, так?

- Да, посуди сама. Фурута годится разве что на роль второсортного злодея из дешёвого психологического триллера. У него не хватит мозгов, чтобы самому стать сценаристом или режиссером. А раз так, значит, есть тот, кто дергает за все ниточки.

Слова друга о «шаблонном злодее» идеально подходили ситуации. Хадзиме был с ним согласен. Банально – тот хотел через дядю завладеть активами Академии Кёва, используя грязные методы и запугивание. Это объясняло бы действия самого Фуруты, но кто тогда стоял за ним? 

Может, просто воображение разыгралось? Хотя… А авария на трассе Канъэцу? Он не мог избавиться от мысли, что сеть, постепенно суживающаяся вокруг них с братьями, почти готова, и его изгнание из школы – это просто очередная петля.

«Я молюсь, чтобы этот час никогда не настал», - говорил их покойный дед. Но похоже, что то, о чем он беспокоился, становилось все ближе.

Дед исполнил свой долг и покинул этот мир. Хадзиме пока даже не начинал исполнять свой. Вряд ли тут обошлось бы молитвами — нужно было принимать решения и действовать. Однако в свои двадцать три года он был совсем еще мальчишка – и поэтому груз ответственности так сильно давил на него. При этом, мысль сбросить этот груз с плеч ни разу не приходила ему в голову.

Он ободряюще улыбнулся расстроенной двоюродной сестре:

- Ну вот, мы немного размялись и нагуляли аппетит. Как и планировали, Мацури-тян, давай поужинаем, а потом я тебя провожу? Какую кухню предпочитаешь – русскую или итальянскую?

- Хадзиме-сан, ты всегда помнишь, как важно питаться правильно, что бы ни случилось, - Мацури слегка наклонила голову. – Иногда я даже не знаю, как реагировать. Но в любом случае – сегодня я бы съела какое-нибудь русское блюдо!

***

- И ты приполз ко мне жаловаться?

При звуке этого голоса Ёшикуни вжал толстую шею в плечи. Клюшка для гольфа в руках отца выглядела опаснее самурайского меча.

- Ёшикуни, ты тряпка! На что ты вообще годен, если даже не можешь завалить девчонку в постель! Мало того — опозорился перед своими же подчинёнными, проиграв этому сопляку Рюдо!

- Батя...

- Ты вообще думаешь своей башкой? Ты вывалял мое имя в грязи! Сколько раз я закрывал твои дела в полиции, чтобы у тебя не было судимости? И вот так ты отплатил за родительскую доброту?!

Даже разговаривая с собственным сыном, депутат смотрел свысока и сыпал упреками в неблагодарности. Ему просто необходимо было унижать других, чтобы подтвердить свое превосходство. Впрочем, у него были все основания беспокоиться. Он хотел сделать достойного человека из младшего сына, но тот сильно уступал в способностях старшему. Также, его здорово раздражало то, что сын этого выскочки замминистра Такабаяши закончил юридический факультет Токийского университета и затем получил должность в Министерстве внутренних дел. Как бы то ни было, Фурута всегда позволял сыну делать все, что тому в голову взбредет. Все же он не хотел лишать его способности самому разбираться, в случае если возникнут проблемы. Он считал, что дети должны приносить отцу пользу. И раз уж Фурута собирается поставить сына во главе Академии Кёва, то Ёшикуни должен научиться сам разрывать клыками добычу, которую ему принес в зубах отец.

- Батя, прости, но дай мне еще один шанс! Я обязательно восстановлю честь нашей семьи!

- Что ты собираешься сделать?

- Я размажу этих обнаглевших братьев Рюдо по стеночке! Не за себя – за тебя, батя! Если они хлебнут у меня горя, то и ректор Академии Кёва тут же испугается, станет шелковым и будет тебя слушать с открытым ртом!

- Хм…

Фурута решил, что зря он так плохо думал о мыслительных способностях сына. И правда несмотря на то, что Тоба Сеичиро выгнал племянника из совета, он как будто в чем-то продолжал полагаться на силу братьев Рюдо. Пусть он и убрал с важного поста старшего, Хадзиме, но разве тот факт, что этот выскочка, как и прежде, ведет уроки в академии, не говорит о том, что Сеичиро не способен разорвать с ним все связи?

Если они зададут хорошую трепку этим братьям, и те наконец капитулируют перед ними, то у Тобы не останется сил противостоять Фуруте, не так ли? Да и хорошо было бы реабилитироваться в глазах Его Сиятельства после позора на трассе Канъэцу. Таким образом можно будет подвинуть Такабаяши с пьедестала, показать свое усердие и доказать старику, что он не лыком шит. Да, необходимо было принять все возможные меры против этих братьев Рюдо.

- Ладно, поручаю это тебе. Справишься – молодец. Если что-то нужно, только скажи.

При этих словах на лице Ёшикуни расплылась улыбка – а скорее, довольная гримаса хищного зверя.

Ⅲ

Необычную посылку доставили в дом Рюдо в обед, накануне начала школьного года. Напевая под нос песенку собственного сочинения под названием «Врата ада завтра распахнутся», Овару заглянул в почтовый ящик и извлек оттуда большой конверт с чем-то непонятным и мягким на ощупь внутри. Он недоуменно склонил голову набок. Он проверил имя отправителя, но его не оказалось. Тогда он вскрыл конверт, не переступая порога, и перевернул его.

Из конверта высыпались человеческие волосы. Так много, что не поместилось бы в обеих ладонях. Длинные, шелковистые, с легким рыжеватым оттенком, они явно принадлежали юной девушке. На горку из волос спланировал листок бумаги с цветочным узором. Овару вцепился взглядом в нагромождение отпечатанных на машинке безликих слов.

Спустя минуту четверо братьев Рюдо сидели в кабинете. В этой гостиной на западный манер, окна которой выходили на север, раньше работал их покойный дед. У одной стены выстроились в ряд громоздкие старинные глобусы – земной шар и небесная сфера. На таком же огромном, под стать комнате, сделанном на совесть дубовом столе лежали письмо, конверт и волосы. Цудзуку тихим голосом зачитал текст:

- «Ваша подруга Асада Эри находится у меня. В доказательство присылаю вам ее волосы в конверте. Если не хотите, чтобы она лишилась других частей тела, следуйте моим указаниям. Фурута Ёшикуни».

Цудзуку посмотрел на младшего брата:

- Эта бедняжка – твоя девушка, Овару-кун?

- Хотелось бы, но нет. Она всего лишь моя бывшая одноклассница из средней школы.

- И, тем не менее, мы не можем так просто это оставить, - сказал Цудзуку.

Во взгляде братьев, направленном на груду волос, читалась не свойственная им серьезность. Сначала – волосы. Но они-то отрастут. Однако, отрезанные палец или ухо – это другое дело. Исправить такое будет невозможно.

- Если за этим стоит депутат Фурута, то бессмысленно идти в полицию. Придется спасать ее самим, - сказал Овару.

Цудзуку откинул чёлку со лба:

- У Фуруты в собственности несколько домов. Его избирательный округ где-то в Хокурику, но вряд ли он проживает там или в здании Палаты представителей. Если брать только окрестности Токио, это уже порядочное количество резиденций. Один Овару-кун не управится.

Хадзиме многозначительно взглянул на Цудзуку:

- Когда ты успел разузнать обо всем?

- Если не ходить на физкультуру и не корпеть над грамматикой, то у студентов второго курса появляется куча свободного времени – особенно, у гуманитариев.

- Я-то считал университет «храмом науки», – озвучил Хадзиме свои давно устаревшие взгляды – с явным недовольством.

- Я готов признать, что в странах, где у школьников есть возможность заниматься тем, чем хочется, так и есть. Однако в Японии, единственное время в жизни, когда можно без оглядки позволять себе развлекаться – это как раз студенческие годы.

- Красивые слова, уважаемый младший брат. Но, по сути, это намек Овару на то, что в семье у него нет монополии на скандалы?

Цудзуку беззвучно рассмеялся в ответ на то, что его раскусили:

- Другого я от вас и не ожидал, нии-сан. Вы зрите в корень. А как же вы? Будете придерживаться политики ненасилия? В такой ситуации?

- Никак нет, - коротко ответил Хадзиме. Он положил одну ногу на другую. – Если действовать, то нужно бить первым – до того, как враг расставит ловушки. И еще: нам следует тоже взять заложников для последующего обмена. Раз наш враг прибегнул к таким низкопробным методам, то и мы не будем церемониться с ним.

Час спустя, обговорив все детали плана, братья Рюдо приступили к его реализации.

Ёшикуни, младший сын Фуруты Дзюхея, владел квартирой в многоэтажном доме неподалеку от станции Эбису на линии теперь метро, а раньше государственной железной дороги Яманотэ. Просторная трёхкомнатная квартира служила ему базой для разных дел, а также использовалась как притон для его банды, место для любовных свиданий и площадка, где он запугивал своих жертв и вершил самосуд. Ходили слухи, что, когда его отец пользовался этой квартирой, как складом для партийных денег, Ёшикуни вымогал у него пять процентов за «услуги хранения». 

Многоэтажка в пятнадцать этажей называлась Urban Palace Ebisu. Стены были выложены кирпичом, и в данный момент на эту стену с задней стороны здания задумчиво смотрел Овару. Как же ему прокрасться внутрь? Начиная с лифтов в холле первого этажа, везде были выставлены патрули из не менее чем трех парней в школьной форме с деревяными боккенами. Удар таким мечом был почти так же опасен, как настоящим. И на пожарной лестнице тоже караулили студенты. Наверное, это порядком мешало жителям дома.

Как бы то ни было, для того чтобы привести Фуруту и его сына в полное замешательство, нужно было действовать на опережение, не ожидая ничьих «указаний». Как сказал Цудзуку: «Если ты нападаешь, то делай это со всей наглостью – для пущего психологического эффекта».

Одежда Овару – джинсы, джинсовая куртка, футболка и кроссовки – не стесняла движений. Волновался ли он? Да примерно так же, как перед аттракционом с американскими горками. Он еще раз смерил стену взглядом и убедился, что рядом никого нет.

В ту ночь Фурута Ёшикуни не притащил женщин на свою «штаб-квартиру», и это не потому, что он ожидал нападения братьев Рюдо. Просто так вышло случайно. Он распивал алкоголь со своими прихвостнями, посматривая какое-то американское порно по видику. В просторной гостиной размером более 30 квадратных метров тут и там частоколом выстроились бутылки дорогого западного виски, который был не по карману ни одному добросовестному офисному работнику. 

Когда дверь соседней комнаты распахнулась, и оттуда появился человек, Ёшикуни потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это был Рюдо Овару. Виной тому был алкоголь и беспечность. Пошатнувшись, он встал и спросил заплетающимся языком:

- Ка… Как ты сюда пробрался, сопляк?!

- У меня есть пара-тройка знакомых ангелов. Они меня подбросили.

- Ты лжешь!

- Да-а, вряд ли мы подружимся, если ты не умеешь отличить ложь от шутки.

Овару сделал вид, что и не карабкался только что на тридцатиметровую стену. Он трещал без умолку, как ни в чем ни бывало:

- Кстати, а где Асада Эри? Я специально прибежал сюда сломя голову, чтобы справиться о ней у ее рукожопого парикмахера.

Ёшикуни перевел дыхание:

- Я тебе отвечу, но с одним условием.

- Каким?

- Сразись со мной. Если ты победишь, я скажу тебе, где эта сучка.

Услышав это, Овару рассмеялся от облегчения. 

- И это всё? Я думал, ты предложишь что-то пострашнее. 

Ёшикуни молча заскрежетал зубами. Он ожидал, что противник испугается. Гнев отразился на его лице. Воспоминания о недавнем унижении от его старшего брата Хадзиме лишь подливали масла в огонь. Венка на виске запульсировала от злости. Он скинул с плеч школьный пиджак и закатал рукава рубашки. Овару так и продолжал стоять перед ним, не вынимая рук из карманов джинс. Он бросил взгляд на аудиосистему у стены.

- Не жалко тебе аппаратуру? Разнесем же, если устроим махач здесь.

- Не здесь. На крыше. Иди за мной и даже не думай смыться! – и обескураженный таким поведением пятнадцатилетнего подростка, Ёшикуни вышел из комнаты.

Когда дверь рывком распахнулась и в проеме показалась огромная туша, десяток его прихвостней, поставленные охранять коридор, уставились на главаря.  

- Бесполезное дерьмо! – рявкнул он. – Этот недоносок вошел в мою комнату, как к себе домой! У вас, придурков, что, вместо глаз стеклянные пуговицы?! Вы куда смотрели?!

- Но… Но, босс, мы не спускали глаз с лестницы и коридора, клянемся!

- Поговори у меня еще! – и он двинулся сквозь выстроившихся в ряд шестерок, раздавая звонкие оплеухи направо и налево. Овару следовал за ним. Это было похоже на шествие линкора, за которым следовал небольшой фрегат, только по сравнению с большим кораблем, фрегат был совершенно невозмутим.

Когда двери лифта открылись на крыше, Омару поморщился. Все вокруг воняло алкоголем. Весь этаж площадью около 330 квадратных метров был выложен декоративной плиткой, засажен газоном и вечнозелёными кустарниками. Места было достаточно, чтобы двадцать или тридцать человек пошли бы стенка на стенку.

На севере, за Сибуей, небоскрёбы Синдзюку пронзали небо световыми столпами. Ветер был порывистым, ежеминутно меняя направление. Расставив по периметру крыши человек двадцать своих шестерок, Ёшикуни повернулся к нахалу, который посмел пробраться в его штаб-квартиру. Он попытался дышать ровно, чтобы прочистить мозг и легкие от алкогольного дурмана. Наконец, он принял боевую стойку — насколько вообще это было возможно в его состоянии. 

- Ну все, недоносок! Я тебе щас все кишки на кулак намотаю!

- Ой-ой, милости просим! - нагло ответил Овару. И в тот же миг резво отпрыгнул.

Заревев, как бык, Ёшикуни бросился в атаку. Правая нога, мощная, словно бревно, рассекла воздух. Без промедления последовал удар левой — с такой силой и скоростью, что, если бы он попал по торсу обычному человеку, минимум три ребра оказались бы сломаны.

Увы, Овару не был «обычным человеком». Удар Ёшикуни лишь неуклюже просвистел в воздухе. В тот же миг Овару выбил из-под него опорную ногу одним легким движением. Ёшикуни рухнул, как подкошенный, лицом в траву, набрав в рот целый кусок газона.

Среди студентов поднялся шум, подозрительно напоминающий смешок. Неудивительно – ведь их злобного, свирепого предводителя размотал, как тряпку, какой-то парнишка, вдвое меньше его ростом. Кто-то, наверняка, невольно припомнил и то, как Ёшикуни не так давно выставил себя на посмешище в закоулке.

Ёшикуни впал в ярость. После того, как Рюдо Хадзиме отделал его одной левой, его младший брат потешается над ним! Его авторитет, основанный на грубой силе, затрещал по швам. К тому же, хитроумный план взять в заложники Овару, чтобы заставить капитулировать всех братьев Рюдо, повис на волоске.

Он вскочил с травы, словно раненый зверь и с ревом бросился на Овару. В этом движении было столько ярости, что какой-нибудь впечатлительный противник умер бы со страху. Но его ярость, размер кулаков, опыт в драке и даже мастерство владения боевыми искусствами тут оказались бесполезны и бессильны. Овару легко уклонился, всем своим видом показывая, что страдает больше от разящего от него перегара, чем от разящего удара с плеча.

Ёшикуни потерял противника из виду. Уйдя из-под удара, Овару пинком в огромный зад отправил его в полет. Он влетел в кусты головой вперед. Когда он, наконец, выбрался оттуда, вся нижняя половина его лица была залита кровью, а из ноздрей торчали листья и ветки.

- Какого хрена вы тут стоите, кретины! – заорал Ёшикуни на своих прихвостней, скрывая за криком очередной провал. Ему было уже плевать и на репутацию, и на все. – Размажьте этого сосунка по крыше! Сдохнет – плевать, батя все уладит! Мочите его!

Студенты переглянулись. И в следующий миг бросились в атаку. Они уже не считали Овару обычным школьником, но все еще верили в численный перевес. И последовавший за этим разгром случился не потому, что они недостаточно старались, а потому, что Овару чуть перестарался. 

Похоже, что в ту ночь никакая логика не работала. Она просто пала смертью храбрых. На демонстрацию этого факта ушло каких-то пять минут – двадцать человек всё же составляли весомую силу.

Кровь продолжала капать из носа Ёшикуни. Его подручные валялись без сознания по всей крыше, словно еще одни декоративные элементы. Узрев эту картину, он съежился, и, тяжело дыша ртом, попытался ползком пробраться к выходу.

Вокруг его левой лодыжки сомкнулась ладонь. Овару беззаботно поймал его за ногу, и одного этого хватило, чтобы Ёшикуни больше не мог продвинуться ни на сантиметр. Весивший вдвое меньше него Овару потянул тушу громилы к краю крыши, даже не помогая себе второй рукой. Там он схватил его за обе лодыжки и с пугающей лёгкостью вздернул в воздух, а затем перекинул через парапет. Он вытянул руки перед собой.

Ёшикуни повис вниз головой и заорал благим матом. До этого момента это он заставлял всех кричать от ужаса, избивал, пинал и доказывал свое превосходство грубой силой. Теперь же обнажилась вся суть малолетнего деспота. Это было живым свидетельством того, что между жестокостью и настоящей силой нет связи.

- Где Асада Эри?

- Я не з-з-знаю!

- Долго я тебя держать не смогу. Я ведь из приличной семьи и ничего тяжелее палочек для еды в руках не держал. Ой, ладонь скользит!

Овару отпустил одну ногу. Ёшикуни истошно завизжал. Перед его лицом закачались огни Сибуи. И в этот момент он почувствовал, как по штанам разливается мокрое пятно. Теплая жидкость побежала вниз по животу и груди противными струйками.

- Прекрати, пожалуйста, не надо! – униженно взмолился Ёшикуни, весь покрытый собственной мочой. Вся его показушная сила тут же рассыпалась в прах от ужаса и осознания поражения. – Асада Эри у бати дома. На границе Матиды и Хатиодзи. Это батина хата, хотя владельцем записан левый чувак…

Туда уже направлялся Цудзуку. Глаза Овару остро блеснули. Наконец-то они узнали адрес, откуда им прислали это назойливое приглашение.